Как уже сообщалось, в издательстве «Мавел» вышла книга народной поэтессы Дагестана Пакизат Фатуллаевой «Тайна слова. Переводы».
Оказавшись счастливым обладателем данной книги с дарственной надписью Пакизат Бейдуллаховны, не спеша погрузился в таинство переводов на родной лезгинский язык. Переводов произведений дагестанских поэтов, классиков русской и зарубежной литературы.
Творчество Пакизат Фатуллаевой хорошо известно дагестанскому читателю. Особенно ценен ее труд по сохранению родного языка. В последние несколько лет одна за другой вышли пять ее книг для юных читателей. Книги увлекательные, особенно ценные своей нацеленностью на обучение читателей родному языку, чарующим звукам родной речи. Об одной из этих книжек — «Пси-пси псайди» — некоторое время назад я написал небольшой отзыв.
В новую книгу вошли переводы поэзии и прозы дагестанских, русских и зарубежных авторов, выполненные в разные годы. Остановлюсь на некоторых поэтических переводах, так как эта тема мне наиболее близка. Притяжение поэзии мне знакомо со студенческих лет. Об этом чуть позже.
Задача, которая стоит перед переводчиком, задумавшимся о переводе того или иного поэтического произведения, затронувшего струны его души, достаточно сложная. Как передать на переводимый язык, в данном случае на родной лезгинский, музыку слов переводимого произведения? Как передать ту или иную тональность, присущую только данному автору? Ведь тональность произведений таких, к примеру, классиков русской литературы, как А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. А. Некрасов далеко не однородна, хотя творили они практически в одну эпоху? А как быть с точностью передачи содержания не в ущерб этой самой тональности стиха, ее музыкальности?
На мой взгляд, удачное сочетание этих двух составляющих перевода и составляет его высший пилотаж! Переводы зарубежных авторов осуществлялись, как правило, на основании переведенных на русский язык текстов. Иными словами, между оригиналом текста и текстом, переводимым на лезгинский язык, стоял еще один автор. Это значит, что дистанция между первоисточником, то есть исходным материалом и конечным результатом, то есть переведенным, в данном случае, на лезгинский язык, в той или иной степени менялась. Соответственно менялась не только тональность текста, менялся и его первозданный смысл в большем масштабе.
К примеру, поэмы из «Пятерицы» Низами Гянджеви с персидского (фарси) на русский язык осуществлялись несколькими авторами. Необходимо отметить, тем самым дистанция между первоисточником («Пятерица», состоящая из пяти поэм: «Сокровищница тайн», «Хосров и Ширин», «Лейли и Меджнун», «Семь красавиц», «Искандер наме») достаточно солидная.
К творчеству выдающихся восточных поэтов, мыслителей обращали свои взоры многие русские и зарубежные авторы. В моей домашней библиотеке есть трехтомник произведений Низами Гянджеви с выше названными поэмами в переводе с персидского (фарси) В. Липскерова, С.Шервинского, Т. Стрешневой, В. Державина (Издательство Азернешр, Баку, 1991). Разумеется, у каждого из вышеперечисленных переводчиков были свои секреты, свой арсенал переводческих приемов, что в той или иной степени не могло не отразиться на качестве переводов. Пишу это, нисколько не подвергая сомнению выдающееся мастерство вышеназванных переводчиков, но подчеркивая возможные смысловые и тональные изменения с первоисточником.
Не знаю, чьи переводы легли в основу переводов, осуществленных П. Фатуллаевой (к сожалению, книга переводов не содержит ссылок на авторство переводов с персидского (фарси) на русский язык). Хочу только отметить, сравнительный анализ текстов переводов отрывков из вышеназванных поэм Низами Гянджеви как будто доносит до нас из глубин веков живой голос Низами, как родного нам человека. В этом я вижу кроме кажущейся этнической близости к нам, лезгинам (да простят мне братья азербайджанцы, считающие Низами «своим» поэтом исходя из места рождения поэта, что действительно находится в современном Азербайджане) само совершенство переводческого таланта Пакизат Фатуллаевой. Что же касается Низами, он, безусловно, как выдающийся поэт Востока, принадлежит всему человечеству!
В предисловии к книге автор переводов пишет, что первые переводы осуществлялись ею по просьбе лезгинских редакторов газет и журналов перед юбилеями писателей и поэтов. К тому времени, имея за плечами учебу в Литературном институте имени Горького, опыт профессиональной поэтессы и писателя, Пакизат Фатуллаева успешно справлялась с просьбами коллег по литературному цеху.
Занимаясь собственным творчеством как поэтесса, Фатуллаева совершенствовала свое мастерство и как переводчица. Признаться, меня удивило и обрадовало неисчерпаемые возможности родного лезгинского языка, на который с изяществом переводились произведения поэтов Востока. Несколько десятков литературных слов, использованных поэтессой при переводах, обогатили и мой словарный запас, за что ей отдельное спасибо!
К сожалению, книга содержит из европейских поэтов только один сонет Уильяма Шекспира. Это известный 66 сонет, особенно актуальный по своему содержанию и в наши дни. Думаю, перевод данного сонета на лезгинский язык осуществлен с перевода английского текста на русский С. Маршаком. Переводам Самуила Яковлевича Маршака свойственно изящное совершенство слога и смысла. Признаться, я несколько раз перечитывал данный сонет (это того стоит!) как на лезгинском, так и на русском языках. Разумеется, не в поисках каких-либо изъянов в переводе, а удивляясь глубине мысли сонета, сокрушаясь от трагизма окружающей великого поэта действительности.
«Все мерзостно, что вижу я вокруг,
Но как тебя покинуть, милый друг!», — восклицает поэт, который зовет смерть, так как ему «видеть невтерпеж» эти мерзости вокруг.
«Хъфидай зун къведачирт!а чи кьилел и мусибат:
Вун, к!аниди, тек амукьда – кур жеда чи муьгьуьббат».
Какая роковая музыка и какой глубокий смысл в сонете! В переводах С. Маршака и П. Фатуллаевой данный сонет звучит и как Гимн великой любви, которая удерживает поэта от желания покинуть окружающий несправедливый мир, но не пожелавшего оставить возлюбленную одну в нем.
Переводы и в оригинале произведения русских классиков мы читали еще будучи учащимися общеобразовательных школ. Тем не менее, каждая встреча с произведениями любимых поэтов и писателей уже в зрелом возрасте предстает как встреча со старыми друзьями – вглядываешься в них с неподдельным интересом, как будто заново узнавая, открывая в произведениях новые смыслы.
В связи с этим хочу остановиться на переводе стихотворения «Анчар» А. С. Пушкина. На мой взгляд, единственная смысловая неточность, обнаруженная мной (да простит меня Пакизат Бейдулаховна, что я на ее переводы русских классиков смотрю как бы вооружившись увеличительным стеклом), в переводе — отсутствует сравнение анчара (здесь уже без кавычек и не с заглавной буквы, ибо речь идет о дереве) с «грозным часовым». Тут я хочу прибегнуть к одному приятному воспоминанию уже из далеких студенческих лет, которое имеет непосредственное отношение к теме моих размышлений о книге переводов новой книги Пакизат Фатуллаевой. Но до того одно пояснение, которое для многих читателей окажется неожиданным. Речь пойдет о «поэтических вольностях», к которым порой прибегают поэты, чтобы привести слово или некий образ в соответствие с поставленной целью, используя «поэтическую вольность». Она, эта вольность, отмечена в поэтических словарях, существует она и в поэзии современных поэтов. Такими «вольностями» могут служить усечение слов, использование несоответствующего действительности образа, подгонка рифмы, чтобы обеспечить безупречный ритм стиха, неожиданное ударение не на том слоге и так далее. Поэту — переводчику, как говорится, сам Бог велел воспользоваться этим арсеналом, так как сама стихия перевода в той или иной степени из области творческой. К сожалению, по данной теме немного научных материалов. Представляется, интерес читательской аудитории в последние десятилетия упал не только к поэзии, но и, как следствие, к сопровождающим ее, как это было принято, критическим статьям.
Пожалуй, пора вернуться к «приятному воспоминанию», о котором я выше написал.
Будучи студентом филологического факультета, кстати, весьма успевающим и в такой же мере ленивым (мой характер вообще состоит из парадоксов, наложивших впоследствии весьма ощутимый след на мой жизненный путь), мой преподаватель Иван Семенович Коротков предложил мне тему для курсовой работы «Поэтические вольности в языке поэтов второй половины 18 века», о которой я, к своему стыду как будущий филолог, понятия не имел. И тут, преодолев свою лень, я стал грызть «гранит науки». Тема «поэтических вольностей» вскоре меня стала все больше увлекать. И во имя «большой науки», как мне казалось в ту пору и как меня умело убедил Иван Семенович, я начал пропадать в библиотеках, параллельно изучая «поэтические вольности» и творчество поэтов второй половины 18 века. Заметивший мое отсутствие на некоторых лекциях, заместитель декана как то остановил меня в коридоре филфака и сурово сказал: «Азизханов, я заочников вижу на занятиях чаще, чем тебя». Мои сомнительные объяснения, что я занят серьезной наукой, его, конечно, не убедили, следом прозвучала угроза лишения меня стипендии за хронические пропуски занятий.
Сдав курсовую работу своему научному руководителю, вскоре я вновь вернулся на занятия, временами тайно мечтая о какой-то другой «научной» работе. Каково же было мое удивление, когда Иван Семенович пригласил меня на кафедру и заговорщицки сообщил, что моя работа о «поэтических вольностях» заняла на каком-то конкурсе первое место и мне предстоит поездка с ней в Ленинград на Всесоюзную научно-практическую конференцию, которая пройдет в педагогическом институте имени Герцена.
Вскоре я и две девушки со старшего курса вместе выехали поездом сперва в Москву, затем из Москвы в Ленинград. Все трое успешно выступили на конференции, следующие два дня нас, гостей культурной столицы, знакомили с достопримечательностями города.
На этом эта похожая на сказку история должна была завершиться, но она имела новое неожиданное продолжение. Вскоре приказом ректора института А. М. Магомедова я был поощрён премией в размере повышенной стипендии.
Год спустя моя курсовая работа о поэтических вольностях легла в основу дипломной, которую я успешно защитил.
И вот благодаря Пакизат Бейдуллаховне, ее замечательной книге на меня нахлынули воспоминания из далекой студенческой поры. Нас учили Личности. Иван Семенович Коротков, Людмила Ивановна Щоцкая, Ахмед Магомедович Магомедов, Ангелина Петровна Косович, многие другие преподаватели. Имена, безмерно дорогие.
Умная книга всегда ценна и тем, что заставляет нас думать, сопереживать, вспоминать, сопоставлять. Это сегодня в цене, к сожалению, иные приоритеты, иные личности…
С большим интересом читал переводы стихов Мусы Джалиля, Георгия Кайтукова, Раисы Ахматовой, Пирмагомеда Касимова, Расула Гамзатова, Фазу Алиевой, Кадрии и некоторых других.
Обратил внимание, что переводам произведений Фазу Алиевой посвящено больше внимания, чем другим авторам. Думаю, творчество Фазу Алиевой близко Фатуллаевой по его духу, эмоционально-экспрессивной окраске творчества. Это поэзия высшей пробы.
Настоящий поэт — всегда трибун народа, выразитель его чаяний и надежд. Наверное, и по этой причине обе поэтессы — народные, обеим было доверен основной женский журнал республики, обе находились в гуще событий культурной, общественной жизни.
Правдивая, искренняя, ранимая, все близко воспринимающая к сердцу.. Такой я всегда воспринимал Фазу Гамзатовну Алиеву, к слову которой прислушивались большие политики в драматические 90 – годы прошлого столетия. В ту пору я работал на Дагестанском радио, свидетелем некоторых из этих событий становился сам.
Также неравнодушной была в такие судьбоносные моменты для общественной жизни республики Пакизат Бейдуллаховна Фатуллаева.
Многие, наверное, помнят, какие нешуточные страсти разгорелись в свое время вокруг запланированного большими республиканскими начальниками с молчаливого согласия, а порой и предательства некоторых местных чинуш, не посмевших громогласно возразить планам водозабора из уникального лианового Самурского леса. И как страстно, убедительно выразила свое возмущение П. Фатуллаева.
Творчеству Фазу Алиевой присуща глубокая гражданственность. Ее стихи, поэмы пронизаны мудростью. С каким наслаждением я читал и перечитывал эти переводы! Особенно отметить хочу стихотворение «Наставления». Сколько мудрых наставлений горянки молодому человеку, который собирается жениться. Когда задумываешься о множестве разводах в республике, так и хочется грустно воскликнуть: «Как жаль, что не слушали в свое время молодые люди эти идущие из сердца, выстраданные наставления!». Порой кажется, что эти «Наставления» стоит перевести на все дагестанские языки и вручить всем будущим женихам для того, чтобы выучили их наизусть. Кажется, они, эти наставления, впитали в себя мудрость и добрые пожелания всех народов, ибо институт семьи в Дагестане с древних времен всегда высоко ценился и почитался.
В творчестве Ф. Алиевой нашло свое отражение обычаи и традиции не только аварцев. Народная поэтесса была дорогой гостьей в любом уголке многонационального Дагестана. Приезжала она и в мое родное село Джаба Ахтынского района на знаменитый ежегодный Праздник цветов (Чепер сув). По воспоминаниям Фазу Гамзатовны, самые крупные звезды в жизни она увидела в селении Ахты, взобравшись ночью с подругой на крышу ее дома. Простая, искренняя, ранимая – эти черты характера поэтессы, о которых я выше писал, нашли свое отражение и в творчестве поэтессы.
Без глубокой печали не прочтешь перевод стихотворения, в котором описывается безжалостный удар молнии в дерево, которое апрельским днем начало зазеленеть, шумя своими листочками.
В каждом большом стихотворении (не в буквальном, конечно, значении) свой глубокий смысл, аллегория. Такие стихи всегда современны, потому и бессмертны.
Пакизат Фатуллаевой в своих переводах удалось точно отразить состояние души своих «авторов», максимально приблизить свои переводы к оригиналам. В этом, как я уже отметил, и проявляется высокое Мастерство переводчика.
Коль тема переводов давно вышла из своих берегов, как весеннее половодье, да простит меня поэтесса, позволю себе прибегнуть к одной выдержке из трудов русского и советского поэта-акмеиста, переводчика, основателя советской школы поэтического перевода Михаила Леонидовича Лозинского.
«Величайшие достижения человеческого гения, поразительнейшие прозрения человеческой мысли, сокровеннейшие глубины человеческого чувства запечатлены в слове, и притом так, что одна нота, в нем переставленная, затуманивает выраженную мысль, обедняет высказанное чувство.
В этом трагизм поэтического творчества: все человеческое содержание раскрывается только для одного народа, на языке которого пишет поэт, да еще для тех, всегда немногих, кто знает этот чужой язык.
И тогда как другие великие искусства – искусства пластические и музыка — не знают национальных, языковых границ, самое древнее и, может быть, самое мощное – поэзия становится немым на чужбине.
Понятна жажда поэтов преодолеть эти рубежи, приблизиться к мелодическим водам, бьющим из чужой земли, и, зачерпнув их золотыми ведрами своего искусства, принести их к себе на родину».
Поэтов всегда больше, чем поэтов-переводчиков. Поэт-переводчик — профессия очень редкая, потому еще более значимая. Поэты-переводчики сближают народы, как талантливые дипломаты. С них бы, с поэтов-переводчиков, брали бы пример дипломаты, которые, похоже, напрочь забыли, кому и чему они должны служить….
Поэт. Переводчик. Публицист. Журналист. О каждой из граней творческой биографии Пакизат Фатуллаевой можно писать долго. Секреты ее творческой лаборатории должны быть переданы молодому поколению, которое делает робкие шаги в литературной деятельности.
Таковы мои некоторые размышления (и невольные воспоминания), навеянные чтением книги «Тайна слова. Переводы» заслуженного работника культуры, народной поэтессы Дагестана Пакизат Фатуллаевой.
Алюсет Азизханов, публицист
